— История у группы длинная, много альбомов, сильно менялся состав. Можно ли при этом сказать, что вы часто смотрите в прошлое, оценивая, что успешнее и интереснее был тот или иной период? Или просто живёте настоящим и смотрите в будущее?
— Конечно смотрим в будущее. На самом деле у нас сейчас пока всё неплохо, даже хорошо, сейчас вышла пластиночка, мы её раскручиваем, недавно подписали контракт с новой компанией — «Полигон», хотя мы с ребятами оттуда были знакомы давно. Посмотрим, что они хорошего сделают для нас. Так что себя со счетов не сбрасываем, всё может стать очень хорошо.
При этом самым ярким периодом я назову время выпуска альбома «Сомнамбула», это был очень серьёзный подъём. После этого мы и состоялись как профессиональный коллектив. Смогли уйти с основных работ, которые не были связаны с музыкой, и сосредоточились на группе. Стали зарабатывать именно «Бригадным подрядом», полностью встали на профессиональные рельсы.
— А как пришло название? Это была импровизация, некая идея?
Нет, всё очень просто: ещё с Колей Михайловым, царство ему небесное, гуляли по тогда ещё Ленинграду, выпивали портвейн и увидели на заборе стройки надпись «Бригадный подряд», вот и всё. Никакой романтики. И так решили назвать группу.
— А потом уже как-то прикипело?
— Ну да, стало именем собственным, теперь уже и не представить, что группа могла называться по-другому. Вряд ли сейчас кто-то вспомнит понятие «бригадный подряд», как и вообще перестроечные термины. Как, например, немногие знают, что название группы «Аквариум» взялось от пивного бара в Купчино, где Гребенщиков и его музыканты просто пили. Он официально даже не имел такого названия, это было простонародное определение.
— Ещё что касается альбома, как вы вообще себя чувствуете в эпоху, когда диски не продаются, музыка продаётся в «Айтюнс», «Гугл плэй», ещё где-то в Интернете?
— Очевидных минусов тут не вижу. Наверное, в нашей стране они больше видны, потому что пиратство пока процветает, но у нас и в самом деле есть продажи и через «Айтюнз», «Эппл мьюзик», разная цифровая дистрибьюция. Не могу сказать, что на этом можно озолотиться, но на эти деньги мы можем заткнуть какую-то финансовую дыру, купить какое-то оборудование. Мы их никогда не делим, а просто вкладываем из них в рекламу или что-то ещё. Диски мы до сих пор продаём на концертах, это как фетиш, чтобы можно было что-то подержать в руках. Думали флэшки выпустить. Может быть, со следующим альбомом так и сделаем. Идёт эволюция, как у Дарвина, всё становится проще, легче, лучше, поэтому я не считаю, что произошла какая-то катастрофа. Грусти по дискам вообще нет, я на самом деле всегда смотрю в будущее с оптимизмом, нет дисков — значит, есть что-то другое. И живые концерты и общение никто не отменял. В этом году у нас самый большой тур за всю историю группы, 48 городов, столько за один раз мы никогда не ездили.
— И едете именно вот в этом микроавтобусе, который сейчас стоит у здания?
— Да. Его купили в своё время на деньги краудфандинга, поскольку предыдущий автобус разбился в аварии.
— Есть ли какая-то закономерность, что больше продаж музыки на «Айтюнс», «Гугл плэй» или ещё где-то?
— Если честно, не могу сказать, я в это и не лезу. К счастью, сейчас у нас есть люди, которые об этом умеют думать, самому можно об этом не думать. Я сам буду лучше играть музыку.
— Кстати, об этих людях. Я с удивлением узнал, что ранее у вас концертным директором был Вахтанг Махарадзе — он же ведущий «Нашего радио». Да? Или я что-то не понимаю?
— Нет, неправильно. Это полное совпадение по имени и фамилии, но абсолютно другой человек. Он сейчас директор группы «Княzz».
— Ясно. Странно и очень интересно. В Омске у вас раньше концерты бывали?
— Да, по-моему, два. Но не на этой площадке, нас приглашал клуб байкеров, если не ошибаюсь. Два года назад, по-моему, в предыдущий раз. Или даже три. Я объясню, почему редко заезжаем: очень суровая экономическая составляющая, трудно по логистике. В Сибири начинаются огромные расстояния между городами, Попробовали приехать сюда с «Полигоном», получается, что очень трудно оставить себе что-то на заработок, накладные расходы огромные, и по гостиницам, и по переездам, и по амортизации автобуса.
— А на поезде тоже бы не сильно что-то выиграли?
— Не выиграли бы ничего, нужные поезда ходят не каждый день, мы думали об этом. Мы везём около 600 килограммов аппаратуры, всё, что нам нужно, мы делаем, нет только свет. Звук у нас практически весь свой. Очень удобно играть на этом, саундчек почти каждый раз почти готов, мы на него тратим всего около 15 минут. На поездах получались бы очень большие простои, очень долго жили бы в непонятных городах, главное — не смогли бы взять нужное количество оборудования. И, например, у нас пять концертов подряд, и на поездах мы бы никогда нужным образом логистику не составили.
— То есть такое количество оборудования говорит о серьёзном подходе?
— Конечно, хочется выглядеть, звучать хорошо, мы, думаю, достигли того возраста и статуса, когда играть с плохим звуком просто стыдно.
— То есть сейчас в городах бывает та же ситуация, как с «Кино» в своё время, когда начинался концерт и Цой заранее говорил: «Ребята, ну, как вы понимаете, с аппаратурой нам опять не очень повезло, поэтому что это будет — я не знаю»?
— Да, это не меняется, и дело даже не в том, что может не повезти, сейчас век Интернета, связь налажена, просто иногда техника выходит из строя перед самым нашим приездом, иногда есть вещи, в которых мы не уверены, на чужой аппаратуре начинают шуршать провода, глючить пульт, ещё что-то — а так всё своё, ты знаешь, что есть техник, который за этим следит, всё вовремя ремонтируется. Это, как говорится, хочется иметь крепкие тылы, быть уверенным. И в результате технический брак у нас происходит крайне редко. Это , наверное, создаёт и больше спокойствия.
— Этот новый альбом — как он писался, как задумывался?
— Вот чего-чего, а концепцию, например, мы вкладывать в альбомы просто не умеем. Всё зависит от материала, он появляется и мы начинаем с ним работать, мы уже далеко отошли от классического панк-рока и вообще скорее не мы руководим песнями, а песня руководит нами. К счастью, мы способны записать на своей репетиционной точке всё. Кроме барабанов. Дело в том, что я много лет проработал звукорежиссёром, ещё до «Бригадного подряда», и умею и знаю, как записывать. Поэтому и успел закупить и скопить всевозможные вещи, которые позволяют записывать. Единственное — для барабанов нужно очень серьёзно подготовленное помещение, и мы очень к этому стремимся, надеюсь, скоро к этому придём. В этом году. Там остались буквально последние штрихи. Это удобно, потому что люди платят за студийное время, а потом получают не совсем качественный продукт. А мы можем тратить на запись всего помимо ударных сколько угодно времени. И сейчас мы работаем по нестандартной схеме — сначала пишем всё, кроме барабанов. Потом барабаны записываем в демоверсии, потом Гера Иоффе записывает всё на ноты, хорошо, что у него есть высшее музыкальное образование, потом идём в студию с подчас уже записанным альбомом, дописываются только барабаны. Редкий подход, но он работает. Мы уверены, потому что у Геры все удары на своих местах.
— Он в группе один с музыкальным образованием?
— С высшим — один, у меня — среднеспециальное музыкальное (училище).
— В рок-группе музыкальное образование — тоже вещь полезная, как считаете?
— На самом деле полезно, чтобы человек был хороший Я знаю многих музыкантов, которые вообще не знают нот, но при этом они очень хорошо играют, сочиняют красивые интересные мелодии. Музыкальное образование — это не обязательно, но к этому надо стремиться, это упрощает многие вещи в понимании, наверное, сокращает время написании. Потому что в этом случае ты понимаешь, что подойдёт, а что не подойдёт уже изначально, не будешь лезть а какие-то дебри. Хотя, может, с другой стороны это и зашоривает, не знаю.
— Наверное, больших дискуссий о том, какими будут песни, с таким опытом у группы уже не возникает?
— Как раз все видят по-разному, и это очень большое счастье, что у всех есть своё мнение, некоторые песни имеют несколько аранжировок, выбирается лучшая, мы абсолютно демократичны. Кто что сказал — мы это обязательно пробуем, опять же у нас есть своя студия, можем записать многоканальное демо и посмотреть, как это выглядит со стороны. Можем позволить себе работать над песней долго и кропотливо. И потом оценить хотя бы приблизительно, каков будет конечный результат.
— Но когда оцениваете конечный результат, разногласия тоже бывают? Случается так, что одному он нравится, другому — нет?
— Конечно. Но там уже идём путём голосования.
— То есть для вас актуальна фраза «В споре рождается истина»?
— Да.
— Вы — представители питерского рока, в своё время ещё в Ленинграде создали рок-клуб, потом он перестал существовать. Сейчас никакой замены ему не появилось, питерское рок-сообщество всё так же неформально?
— Всё так же, мы постоянно друг с другом общаемся, просто рок-клуб, наверное, изжил себя, вот в чём дело. Сейчас есть попытки его возродить, тот же Николай Михайлов это делал. Более того, у меня есть удостоверение участника клуба. Но это скорее уже кружок по интересам, он фактически ничего не проводит, были попытки несколько лет назад найти для него помещение несколько лет назад, мы там даже играли один раз. Но оказалось, что особо никому это не нужно. Информация распространяется и так, рок-клуб — это, можно сказать, как общество попсы, народной музыки, все живут сами по себе. И работать и творить можно и бех клуба. Изначально ведь он был создан в интересах и под «крышей» КГБ, чтобы удобнее следить за музыкантами, сейчас такого нет, поэтому я считаю, это уже анахронизм.