Обычно режиссер — это такой человек за 40, рафинированный, с каким-никаким жизненным опытом, понятным взглядом на мир. В России же за последние несколько лет появилось сразу несколько очень молодых авторов. Главный из них, конечно, Кантемир Балагов, который в свои 28 уже два раза показывался в Каннах. Тебе всего 22 и ты вот-вот представишь свой первый фильм. В России начали раньше взрослеть или это профессия молодеет?
— Мне кажется, что это происходило и раньше. Возраст не имеет значения: если тебе есть, что сказать, ты просто берёшь и снимаешь. Вот Тарковский снял «Иваново Детство» в тридцать.
Ну тридцать это уже, все-таки, какой-никакой опыт.
— Мне сложно ответить на этот вопрос. Сейчас будет страшное признание: я вообще не считаю себя режиссером. Мне кажется, что это звучит очень пафосно. В моем случае — это был просто эксперимент. В какой-то момент мне было грустно и я это состояние как-то перевёл в сценарий, а потом в фильм.
У тебя было такое, что вот ты однажды проснулся и понял, что нужно срочно снять фильм?
— Однажды проснулся, это такая просто условная формулировка, вроде когда же это началось. Мне просто достаточно давно хотелось снять кино. Где-то осенью 2015 года у меня появилась идея для сценария и около года я ее пытался реализовать. На самом деле самая главная проблема была с формулировкой замысла. Мне хотелось снять кино о потере. Это я знал с самого начала. Это сидело в моей голове.
| |
|---|
Понимаю, что вопрос глупый, но все же: можешь в двух предложениях рассказать, о чем «Кому-то нужные слова»?
— На этот вопрос на полном серьезе, конечно, нельзя ответить. Но если все же пытаться, то, наверное, это кино о том, что если люди тебя действительно любят, то они остаются с тобой до конца, даже после смерти. Но фильм, мне кажется, гораздо глубже. Понимаешь, вот бывают в жизни встречаются такие люди, которые все говорят, говорят, а смысла в их речи нет совсем и можно вообще не говорить. Людям вообще почаще нужно молчать. И не давать никакие интервью никому (смеётся). Я как-то написал в ежедневнике самый лучший ответ на твой вопрос: это кино о том, как сильно хочется обнять человека, который уходит. Уходит из жизни, или уходит от тебя, за дверь.
Вы же снимали практически без бюджета, правильно? Сложно было найти людей?
— Я потратил около 60–70 тысяч всего. Вся наша съемочная группа работала бесплатно. Я просто показывал людям сценарий, рассказывал об идее и практически все сразу же загорались проектом.
Как думаешь, им действительно так понравилась идея или это просто желание поучаствовать в самом процессе? Все же в Омске не так много возможностей поиграть в кинопроизводство.
— Нет, я думаю это не из-за желания «поиграть в кинопроизводство». Некоторые актеры фильма до этого снимались в кино, но выходило не очень. Конечно, я не могу сказать, что сценарий был настолько гениален, что в него нельзя было не влюбиться. Это вообще не ко мне вопрос, мои актеры, операторы, гримеры — они должны ответить, что их зацепило в фильме.
Если же возвращаться к бюджету, то основная часть денег ушла на трансферы съемочной группы, еду, аренду некоторых помещений, ну и, конечно, озвучка с цветокоррекцией. С цветокоррекцией я вообще запрыгнул в последний вагон. Долго думал, нужна ли она, но потом все-таки решил, что нужна. Мне повезло, я быстро нашёл подходящего человека.
А ты не пробовал обратиться за финансовой поддержкой к кому-нибудь?
— Нет, изначально я хотел снимать за свои деньги, потому что мне важна независимость. Но моя помощница тайно все же решила попробовать достать финансирование и позвонила в Минкульт, просто узнать, можно ли какой-то бюджет получить. Ей ответили, что если вы не хотите создавать памятник для Омска, то до свидания. Еще и нахамили. Она мне это потом рассказала. Я же изначально понимал, что это никому не будет интересно. Какой-то сценарий, какой-то студент, кому это надо? Но в дальнейшем я бы больше не хотел снимать кино за свои деньги. Это, все-таки, очень затратный процесс.
В современной истории Омска практически нет режиссерских историй успеха. Таких, чтобы не широко известен в узких кругах, а чтобы с прокатом. Есть Борис Гуц и по большому счету это все. Как думаешь, это мы такие бездарные или что-то в государственной системе не работает?
— Я думаю, что это мы такие бездарные. Конечно, хорошо, когда государство тебя поддерживает, даёт какие-то возможности для самовыражения, для эксперимента. Вот почему Минкульт нас послал? Они даже не рассмотрели предложение. Все закончилось на уровне секретаря. Но, с другой стороны, если тебя не прет от твоей идеи, и ты просто ищешь отговорки, чтобы ничего не делать, то никакая государственная поддержка тебя не спасёт.
27 сентября ты показываешь фильм на большом экране — это хорошая новость. Билетов уже нет — это плохая. Будет повторный показ? Или может быть онлайн?
— По поводу онлайн показа — пока точно нет. Я хочу попытаться попасть на кинофестиваль. Первая цель — это наше «Движение», вторая — зарубежный кинофестиваль, пока не могу сказать какой. У всех условие — фильм должен быть показан впервые, поэтому об онлайне и речи быть не может. Что же касается повторного показа в кинозале, то пока не знаю. Я вообще не думал, что придёт больше 50 человек. В итоге уже нет билетов в зал, рассчитанный на 158 человек. Это вообще какое-то безумие для меня.