Для чего мы что-то делаем в своей жизни? Почему испытываем себя? Пожалуй, с ходу не каждый даст ответ. А уж стоит ли жизнь тратить на искусство? Вопрос ещё сложнее. Мы побывали в мастерской у омского живописца, преподавателя кафедры дизайна ОмГТУ Елены Бобровой и поговорили с ней о предназначении искусства в жизни человека.
— Елена, расскажите, вы уже с детства мечтали стать художником или это желание пришло немного позже?
— Я не очень представляла, как это будет реализовано технически. Но теоретически знала — точно буду рисовать. При этом, как там всё устроено в художественном мире, я не представляла.
В институте, на первом занятии по масляной живописи, нам озвучили, что с собой принести на следующее. А как пользоваться, что делать? Педагог нам ответил так: «Вы должны сами почувствовать материал. Если сейчас вам рассказать — то все вы будете писать одинаково». Подсказать мне было некому — ни в семье, ни среди знакомых художников нет. Так и прошёл первый семестр: маслом я писала, как гуашью, не поняла этот материал. Помню, тогда решила: маслом писать никогда не буду, ни за что. Ну а потом, когда по программе началась тема портрета, всё как-то более или менее выправилось.
— Когда пришло понимание, что картина должна выражать определённую мысль?
— Когда все дети играли — я читала книги. Причём такие, которые многие взрослые не читали. И весь мой круг общения и тогда, и сейчас состоял из людей старше меня. Наверное, потому, что я с самого рождения серьёзной всегда была. Я фантазировала, что, когда научусь рисовать, буду такие сюжеты делать! Мне всегда хотелось сочинять, повествовать.
Но я не сразу после института кинулась оформлять свои мысли и чувства в живописную форму. Все, кто выпускается из художественного института или училища, часто первое время на пленэры ходят: работают с натуры, «доучиваются». Рано или поздно количественные изменения переходят в качественные. Вдруг понимаешь, как наработанный натурный материал можно трансформировать в ход своих мыслей, сюжеты о том, что тебя волнует. Так постепенно ты отрываешься от натуры. Этот процесс происходит в то время, когда ты к этому уже готов.
— Каким сюжетам посвящали свои первые пейзажи?
— Мне кажется, что любой творческий человек так или иначе сублимирует свою личную историю в творчество. Хочет он этого или нет — явно или завуалированно. Поначалу я больше через пейзажную форму рассказывала истории. Они были обо мне, и каждый персонаж, равно как и место, были неслучайны. К слову, персонажи в моих работах часто были небольшими, выполняя функцию стаффажа (второстепенные элементы композиции — авт.) и своеобразного ключа для раскрытия сюжета в пейзаже. Можно сказать, что со временем они стали приближаться и доминировать над фоном. Так появились и их портреты. Сейчас покажу.
Заинтриговав нас, живописец, улыбаясь, молча встала и ушла что-то искать в мастерской. И принесла большую стопку каталогов — в них сохранились иллюстрации первых серьёзных работ Елены.
— Вот, например, картина «Быть грозе» 2013 года. Здесь присутствует фигура юной девушки. Она предчувствует, опасается, но ждёт грозу. В работе «Зеркало» 2015 года мой автопортрет, тоже со спины — так проще говорить о чём-то откровенно. Надо сказать, что мой творческий путь с этого и начинался: с автопортретов, которых я писала очень много, и на первой персональной выставке на 5-м курсе доминировал этот жанр. Конечно, тогда мне очень многого не доставало в техническом и жизненном плане. Можно сказать, я прошла своеобразный круг, и сейчас снова возвращаюсь к теме автопортрета уже на новом этапе своей личной истории.
— В работах у вас всё чаще преобладает красный цвет. Почему?
— Первым озвучил «красный период» в моём творчестве наш искусствовед В.Ф. Чирков. Во многом он начался с работы «Река» 2014 года. Вдохновил меня День города, который я увидела из окна своей мастерской в Доме художника. Ближе к вечеру поток людей стал тянуться к месту события — всё запестрело, своеобразная река из людей получилась. Помню, тогда подумала, что надо будет это написать. К тому моменту я загрунтовала оставшийся обрезок холста — длинный такой. Думала, когда грунтовала, что напишу горизонтальную работу. Красную имприматуру (первый слой краски — авт.) я делала совершенно осознанно: в то время начинались известные события на украинском майдане, в связи с которыми ощущение толпы совершенно по-другому заиграло — трагично. Уже с этими выводами я стала усиливать чёрным церковь — она была в темноте, толпа её не видела. Тоже символ. И на эту работу первым обратил внимание Владимир Фёдорович Чирков. Это стало первой работой, в которой красный цвет проявился таким главным действующим лицом.
— Вы говорили, что у красного наиболее широкий диапазон. Им можно передать любые чувства, эмоции. Сейчас вы всё ещё отдыхаете от этого цвета, решили попробовать что-то новое?
— В последнее время я стала бросать себе вызовы. Трезво призналась себе, что есть много того, чего не умею. Началось это на пленэре в Крыму. Примерно лет пять тому назад. В составе группы традиционного севастопольского пленэра был Павел Шумов — художник из Ялты. С собой он тогда привёз искусственные розы. Выяснилось, что они всегда с ним на случай, когда нужно нарисовать ночной натюрморт или для формирования первого плана в пейзаже. Я до того момента розы никогда не рисовала. Попробовала, и с тех пор у меня появился спортивный интерес. В общем, с розой как-то подружилась. А ромашки? Как их писать? Это тоже вызов — надо пробовать. Но здесь речь, конечно, не только о цветах. Вообще нельзя говорить, что ты в совершенстве научился писать что бы то ни было: рано или поздно представится какая-то «вредная» модель. Та самая проруха, которая найдётся на всякую старуху. У натуры можно учиться совершенно бесконечно: чем больше узнаёшь, тем больше вопросов появляется.
— Можно же рисовать и дальше то, что получилось хорошо раньше. Зачем нужны эти эксперименты?
— Думаю, что наша деятельность — это вызов себе. Борьба с тем, чего ты не умеешь, с материалом, в конце концов. И если ты одерживаешь победу, то можно прийти к совершенно новому качеству в понимании вещей: тематически, смыслово.
— Какие вызовы себе сегодня ставите?
— В моих последних работах это тема воды. Эта тема для меня непростая. Я боюсь воды и думаю, что не боится её только тот, кто не понимает, что это такое. У меня был случай в детстве, когда я тонула. Мне тогда было меньше 10 лет, и с тех пор меня сложно обучить плаванию. Совсем недавно мы наблюдали за мальчишками в озере. В ребятах я увидела огромную разницу восприятия воды: один бродит в спасательном жилете, боязливо трогает её. А другие — вовсю барахтаются, ныряют, в шутку топят друг дружку, кричат, не осознавая опасности воды.
А ещё мне было интересно: как вода преломляет отражение? Я уже давно люблю наблюдать за этим процессом. Потому, что я не понимаю его логику. И каждый раз разглядываю, пытаюсь понять, как в горизонтальных, кажущихся случайных полосах воды словно на пиксели распадается человек.
— Вы как-то упоминали, что в детстве придумывали описания для будущей картины. Да ещё и в соцсетях у вас много стихов. А сами вы пишете их?
Художница молча положила на столик огромный том со стихами и открыла нужные страницы. Там были её стихотворения.
— Что вдохновляет писать стихи, особенно в юном возрасте? Любовь, конечно. Собственно, она не только в этом вдохновляет — «всё начинается с любви».
— А есть у вас ещё какие-то хобби?
— В своё время очень много было. Шила, вязала. Ходила часто в одежде собственного изготовления. Но это, правда, связано ещё с тем, что раньше ничего не найти было в магазинах, приходилось фантазировать. Ещё много чего коллекционировала: открытки, календарики. А вот у меня ещё есть традиция. Каждый год покупаю по ёлочной игрушке.
— У вас в мастерской ещё и телескоп стоит.
— Интересно трансформировалось моё отношение к астрономии. В детстве я интересовалась звёздами, смотрела за Луной в подзорную трубу. Всё циклично: как с автопортретом. И с астрономией в том числе. Когда у меня появилась мастерская, в которой главным видом является небо, я подумала: «Было бы классно за Луной смотреть из этого большого окна». Мне подарили телескоп, зная о моём желании, но оказалось, что Луны в моём окне не бывает видно никогда.
— А зачем вообще человеку творить?
— Творчеством занимаются те, кто не может им не заниматься. Кстати, известный омский художник Георгий Петрович Кичигин говорил: «Художник — это психофизический вывих». Мы такие, какие есть: некоторые вещи (строение, темперамент, конституция организма) мы не в состоянии изменить. Максимум, что можно предпринять: мышцы подкачать, следить за весом и т. д. Так же и здесь: если дано такое восприятие жизни, мира, то тут остаётся только этот дар понять, принять и научиться реализовывать, насколько это возможно, не расплескав его.
Материал впервые был опубликован в газете «Ваш Ореол».
Фото: Арина Барсукова.
