Вчера в «Пятом театре» прошла творческая встреча телеведущего и автора программы «Намедни», а также документальных фильмов «Птица Гоголь», «Зворыкин-Муромец», «Хребет России» Леонида Парфенова под названием «Намедни и всегда». Вечер прошел при поддержке банка «БКС Премьер» и издательского дома «Проспект» в закрытом режиме.
На встречу с известным историком и журналистом пригласили омских предпринимателей, в силу чего вечер превратился в настоящий светский раут. Желающих задать вопрос Парфенову оказалась масса, и посвящены они были разным вещам: от прошлой и нынешней деятельности столичного телевизионщика до глобальных проблем России, отечественного мира политики, общественного устройства, журналистики как явления, дальнейшей судьбы государства и даже сугубо личных предпочтений Парфенова.
За два с лишним часа гость успел сказать многое. Мы публикуем самые интересные моменты вчерашней встречи для тех, кому хотелось попасть на мероприятие, но все же не удалось.
Когда-то казалось, что Советский Союз ушел. Но на самом деле на все наше поколение он наложил такой отпечаток, что мы поневоле сформированы им каким-то особым способом в тот самый постсоветский период. Мы тащим за собой груз представлений, стереотипов, пониманий, знаний, представлений об этике, эстетике — чего угодно. Представлений о добре и зле, о самом себе, о том, что прилично, неприлично. Все это вышло оттуда.
И вот после нескольких разговоров с Борисом Акуниным я убедился в том, что никуда советское не ушло. Что это матрица. И мы живем в какой-то третьей стране, которая не Советский Союз. Вернее, не совсем Советский Союз. Но еще менее она та Россия, которой мы по недоразумению называемся. Мы взяли название той страны, которая к нам никакого отношения не имеет, потому что никто из нас уже не застал людей, которые в этой стране выросли. Мы не получили прямой эстафеты. Такого вообще в мире не было раньше: три страны в течение одного столетия.
Будущее у России, в общем, такое, как и прошлое — в Европе быть. Нет у нас никакого другого будущего. Даже во времена Советского Союза — причем, мне кажется, это совершенно очевидно. У всех всегда было ощущение, что то, чем там власть живет, — это не то, это не мир, не мы. Было четкое разделение между официальной жизнью, которой надо делать вид, что ты с ней согласен, и пониманием того, что «там они одни брехуны». Выжить Советский Союз не мог — это экономический закон. Жизнь его была искусственно продлена после взлета цен на нефть, после войны Судного дня. А так он загнулся. В последний раз шанс не загнуться и пойти более или менее китайским путем у него был, но тогда у нас уже почти не было деревни, все население было городское.
Да я в общем никуда и не исчезал. Я появляюсь, делаю фильмы. Выпускаю по одному в год и еще издаю по одной книге в год. Регулярных эфиров у меня нет с 2004 года, после известного скандала. А вообще не смотрю НТВ. Никакое ТВ не смотрю, оно не для меня делается. Когда мне что-то такое важное надо посмотреть — вытягивание щуки, например — это можно посмотреть в Интернете.
Я не вхожу в Координационный совет оппозиции, с Алексеем удалось только поговорить однажды. Ну вообще в Кремле один хозяин. Эти разговоры о конкуренции разных башен — они в воспаленном мозгу. Может быть, по бизнесу у них какая-то конкуренция, но в политическом смысле вряд ли. Судя по тому, что хозяин, у которого ключи от всех проектов [Владимир Путин — прим. Om1.ru], не смеет вымолвить даже фамилию «этого человека» [так называет Навального президент — прим. Om1.ru], то явно никакого отношения к этой кухне он не имеет.
Госпропаганда на меня не давит. Она не менялась вообще с того времени, как я ее помню. А своим делом я начал заниматься, когда мне было 13 лет. Я был на всесоюзном юнкоровском слете в Артеке и там я получил диплом «Пионерской правды». И когда так уже все сложилось, когда мне тут же сказали: «Будь им!» — и я уже им стал, то чем же мне дальше следовало заниматься? Жалеть о своем выборе — не жалею, теперь уже поздно жалеть. Хотя мне совестно сказать: я вырос в такой среде, что когда ты поступаешь на факультет журналистики, то тебе скажут: «Ну это чего он о себе думает?! … Это же надо вообще такое удумать? Тоже мне Эренбург нашелся! …»
Я никак не отношусь к Навальному как к роли в обществе. Вернее так: к нему не отношусь, а вот к роли в обществе отношусь. Я не про то, что Навальный хороший, а Путин плохой, или наоборот. Я про то, что «больше поэтов хороших и разных». Про то, что у нас нет и не было политической конкуренции. До тех пор, пока ее не будет, эта сфера госуслуг будет продолжать оставаться абсолютно советской и абсолютно некачественной. У нас базовые монополии есть на прокачку нефти, на торговлю оружием и на политику. И везде у нас не очень хорошо. Или «РЖД», например, чем оно нам так дорого обходится? Почему билет до Череповца из Москвы стоит дороже, чем из Парижа в Ниццу в поезде лучшего класса?
Поэтому я за конкуренцию, чтобы она была реальной. Чтобы были не эти два пожилых усталых клоуна — Зюганов с Жириновским. Но понятно, что это то, что может сменить власть, и власть рано или поздно уйдет, а на ее место придет другая сила. Без этого никак, но это просто состояние архаики политической. Такой, которая просто не достойна европейского народа христианской цивилизации. Так только в Белоруссии. Албании и Молдове по карману политическая конкуренция, а нам нет. Израилю, который воюет все 60 лет своего существования, по карману политическая конкуренция.
Знаете, это как у крестьян Ясной Поляны спрашивали, как они относятся к Льву Толстому. Они говорили: «Мы имеем право к их сиятельству Льву Николаевичу относиться». Я считаю, что 14 лет — это очень много в 21-м веке. Это чистая арифметика, я пытаюсь избавиться от каких-то отношений. Те, кто застал Леонида Ильича, — он был 18 лет. Это столько, сколько пробудет Путин при исполнении шестилетнего мандата, о котором он уже сказал, что не исключает — а все понимают, что это непременно — что он баллотируется вновь.
Так вот, про Брежнева все думали, что он абсолютно вечен. Нам казалось, что мы все с ним помрем. И собственно, все последующие постскриптумы и постпостскриптумы в виде Андроповых и Черненко показывали, что они все и будут так тихонько умирать, пока не вымрут окончательно. Так что 18 лет в 21-м веке — это ад.
Я не согласен, что США сейчас более тоталитарная страна, чем наша. Обычно такие выводы делают люди, которые там никогда не бывали. Это как у Жванецкого, который сказал, что Нью-Йорк похож на Гомель. Ну да, это же известно: итальянцы играют на мандолинах, а французы с утра до ночи пьют шампанское. Ну тогда нужно согласиться, что и у нас по улицам скачут казаки в меховых шапках, а мы, как с утра встанем, так без стакана водки день не начнем. Давайте так считать.