В Екатеринбург Александр Колмановский приехал, чтобы выступить на «Мамапапафоруме». Лекторий собрал четыре сотни человек, а одна плановая лекция вылилась в две — билеты разлетелись скорее пирожков.
В перерыве между выступлениями Колмановский пообщался с корреспондентом 66.RU.
| |
|---|
| О себе Александр Колмановский говорит: «испорчен» естественно-научным образованием. Вначале окончил биофак, потом — факультет психологии МГУ, поэтому проблемы во взаимоотношениях рассматривает как с медицинской, так и с гуманитарной точек зрения. Александр Эдуардович 10 лет отработал школьным психологом, еще шесть — в Институте детской онкологии при Онкологическом центре РАМН им. Блохина. После теракта в Беслане оказывал пострадавшим психологическую помощь и с тех пор специализируется на постстрессовой социально-психологической реабилитации детей и взрослых. |
— Вот уже пару лет страну потрясают новости о подростковом насилиии. Жертвами становятся одноклассники, взрослые. Из недавних громких примеров — «керченский стрелок» и убийство 20-летнего Дмитрия Рудакова в Березовском. Это дети изменились или время чем-то отличается?
— Детская жестокость была всегда, и никакой тенденции к возрастанию я не вижу. Другое дело, что есть волны: в одни периоды таких случаев больше, в другие — меньше. Сейчас очередная волна.
— Волна растет потому, что у подростков появилось больше шансов заявить о себе — с помощью соцстей, интернета?
— Подростки хотят заявить о себе миру — так было во все века, во всех странах, ничего тут такого нет. Подростковый возраст — специфический. Человек начинает по некоторым конкретным, биологическим, причинам себя не любить, чувствует себя очень плохим —такой механизм у психики. Подросток отчаянно боится того, что и окружающие считают его плохим, что у них есть на это основания. И он торопится обидеть первым, пока не обидели его.
— Но никто не нападал на одноклассников с оружием в мои школьные годы.
— Детская жестокость напрямую зависит от социального напряжения в обществе. Сегодня в России оно велико. Взрослые, которые по большей части являются родителями, испытывают давление. Трудно думать, как правильно общаться с ребенком, если его кормить нечем.
— Тогда вопрос: как правильно общаться с ребенком? В моей картине мира, дети рождаются, чтобы радоваться миру и радовать его собой. В какой момент случается перелом: ребенок пинает кота и получает удовольствие?
— С одной стороны, я разделяю мнение, что дети рождаются для счастья. С другой — я ученый и сухая зануда, поэтому для меня правильная формулировка будет такой: дети рождаются открытыми этому миру. И реакции ребенка в дальнейшем определяются тем, как мир реагирует на него.
| |
|---|
| Александр Колмановский: «Простой пример: идет стадо слонов, слоненок свалился в яму — все кинулись ему помогать. Здесь нам дана внештатная ситуация. Содержательная реакция на эту ситуацию определяет, как слоненок — и попавший в яму, и любой другой слоненок в стаде — будет потом реагировать на подобные случаи. Но если стаду угрожает опасность, слоны пройдут мимо, не будут спасать детеныша из ямы. Когда из кусов рычит тигр, любое «Я» сосредотачивается на защите собственных интересов. И чем громче рычат, тем менее доброжелательно ведет себя особь». |
— То есть ребенок на улице споткнулся, упал, мама его подняла, у ребенка формируется связь в мозгу — попавшему в беду надо помочь. А если мама раздраженно прикрикнула: «Ну что ты такой неуклюжий!» — все складывается иначе, и у доброго в принципе человечка формируются недобрые поведенческие привычки?
— Совершенно верно. Больше того, «под ноги смотри» и другие родительские комментарии оседают в мозгу ребенка двумя словами: «я — плохой». Чем больше окриков раздается, тем более плохим и неправильным ребенок себя чувствует. И тем больше у него потребность от этого чувства защититься. Человеческому существу непереносимо низшее положение в иерархии. В итоге у него обостряется конкурентность, которая может проявиться как угодно — жестокостью, агрессивностью, уходом от ответственности.
— Чаще родительские «смотри под ноги» и «надень шапку — простудишься» обусловлены страхом за ребенка, заботой о нем.
— Если мама говорит: «Я за тебя же, дуру, переживаю!», вы ее переживаний не чувствуете. Вас только что назвали дурой. Даже если это слово не прозвучало: раз мама переживает, мама считает, я не справлюсь, значит, «я — плохая».
К тому же часто такая родительская забота проистекает вовсе не из страха за ребенка, а в первую очередь — за себя.
— Ребенок вышел без шапки — простудился — нужны деньги на лекарства, отпрашиваться у начальника, чтобы идти к врачу… Такая логика?
— Это тоже вторично. В основе лежит страх осуждения собственными родителями, в первую очередь мамой: «Раз у тебя заболел ребенок, значит, ты не можешь с ним справиться». Значит, что?
— «Я — плохая»...
— Да. На 99 процентов под страхом за ребенка маскируется собственный страх перед родителями. Назидательность родителей автоматом переносится на отношения с собственными детьми.
— Но как еще объяснить ребенку, что некоторые поступки приведут к нежелательным последствиям?
— Реагировать на поступки надо не оценочно, а содержательно. Можно сказать о человеке «очкарик», а можно — «близорукий». Первая реакция оценочная, вторая — содержательная.
— Дочь принесла из школы двойку. Как прореагировать, чтобы не сформировать в ее мозгу «я — плохая»? Сказать: «Ну ок, двойка так двойка, в следующий раз поучишь лучше, будет пятерка»?
— Нет, тоже не получится ничего хорошего. Представьте, у вас, во взрослой жизни, «двойка» — это неприятная ситуация. Скажем, утащили кошелек из сумки. Вы делитесь бедой с близким человеком и что хотите услышать в ответ? «Прячь лучше — в следующий раз не утащат»? Не думаю. Наверное, вам просто хочется сочувствия. Случай с двойкой для ребенка — это внештатная ситуация, и все, чего он ждет, — сочувствие.
— Если ребенок не занимался, вместо домашнего задания гулял или играл в компьютер, какое уж тут сочувствие...
— Вот и не спрашивайте тогда, с чего вдруг этот ребенок взял и избил одноклассника. Если собственные родители не в состоянии сопереживать его беде, с чего ему проявлять сочувствие в отношении других.
| |
|---|
| Александр Колмановский: «Когда ребенок слышит сопереживание беде, он успокаивается: не надо отбиваться от претензий, можно сосредоточиться на ситуации. Если же ребенка упрекают: «Ну, поздравляю! На что же ты рассчитывал!», — он сразу глохнет, слепнет и не воспринимает дело по существу. Он уже не думает о контрольной, двойке, вчерашнем пропавшем вечере. Он слышит только одно: «Ты — плохой». Он думает только о защите. Ведь если плохой, значит, заслуживаешь наказания, а это всегда больно: неважно, нотации тебе читают или ремнем лупят. Ребенок боится, а страх — самый мощный внешний раздражитель для психики. Так мыслят все высшие животные. Все можно отложить: поесть — потом, обсохнуть — потом, размножиться — потом… Угрозы нужно избежать немедленно, иначе никакого «потом» не будет». |
— Как тогда побуждать ребенка делать то, что он не хочет? Те же уроки, уборка комнаты? Раз, вы говорите, воспитывать нельзя. Хвалить? Мол, сделал что-то, молодец. Но тогда вряд ли у него выработается критическое мышление по отношению к собственным поступкам.
— Во-первых, я не говорил, что нельзя воспитывать. Можно и нужно. Только делайте это бережно — так, чтобы сохранить детскую психику. Без порки — физической ли, ментальной ли. Во-вторых, постоянное «молодец» развивает неуверенность, как и «какой же ты несносный», потому что требует быть «молодцом» все время. Если ребенок вдруг не увидит этого одобрения в другой среде, в садике, школе, для него это стресс.
| |
|---|
| Александр Колмановский: «В Англии официально пороть детей можно было до 1966 года. Когда впервые заговорили о том, что физические наказания пора отменить, люди испытали шок: «Как же тогда детей воспитывать? Как они будут слушаться?». |
— Что же получается: предупреждать «надень шапку, простудишься» — нельзя, нотации читать — нельзя, ругать — нельзя, хвалить — нельзя. Как же ребенка воспитывать?
— Еще раз повторю: единственная родительская реакция, которая не нарушает психику ребенка, формирует уверенность в себе — содержательная. Родитель видит, как его ребенок неадекватно себя повел, раздраженно пихнул обидчика, саданул ему лопаткой по голове из-за какой-то мелочи. Реакция типа «ты с ума сошел! как себя ведешь? а если с тобой так!» гарантирует, что в следующий раз ребенок поведет себя так же. Больше того, сегодня он повел себя так из-за всех «как ты себя ведешь», что случились раньше. Но исправить это можно. Наш ключ — сочувствие. Какие чувства можно предположить в ребенке, когда он стукнул обидчика лопаткой? Очевидно, какую-то досаду, раздражение, озлобление. Вот так и надо отреагировать: «Он тебя так обидел, что ты раздосадовался?». В ответ, скорее всего, услышите: «Да, так!». И все, на этом диалог прекращайте, пусть последнее слово останется за ребенком — это будет для него терапевтично.
— И не возвращаться к разговору потом? Разве не стоит объяснить ребенку, что он в этой ситуации вел себя неправильно?
— Возвращайтесь к ситуации сколько угодно, но не с назидательной целью. Как только произнесете: «Ну вот, помнишь, ты подрался тогда с Васей… Наверное, стоило реагировать по-другому…», — все, вы потеряли доверие. Не надо пытаться вправить ребенку мозги, надо их просто не вывихивать. Он раздражается и огрызается именно потому, что когда-то получил травму, а теперь дает волю тому, что накопилось… Каждый раз, когда родитель говорит «смотри под ноги», эта вина лишний раз переживается и накапливается.
— Есть ли в нашем мире дети без такого опыта?
— Нет. Все мы живые люди, поэтому даже теоретически не может быть родителя, который не грузил бы ребенка своей реальностью. Так что говорить о людях, сохранных психологически на 100%, не приходится. Но степень приближения к этим 100% колеблется: может быть 15%, а может — 85%.
— В России сегодня какой процент психологически сохранных людей?
— Не берусь назвать точные цифры, но это ничтожный процент. Наше общество переживает предкризисное состояние — чисто психологически. Понятно, что это выливается в инциденты с детской жестокостью: у детей повышенная эмоциональная и психологическая чувствительность, они гораздо больше зависят от состояния взрослых. Взрослые самодостаточны, лучше защищены. Дети куда острее реагируют на повышенный градус социальной напряженности. Пока это напряжение не спадет, пока экономически люди не почувствуют себя более защищенными, детская агрессия будет нарастать. Все-таки жизнь состоит не из психологии, а из картошки.
Источник: 66.ru