— Анна Владимировна, когда появилась информация, что омским медикам придётся работать с новой, ещё неизученной, но при этом крайне опасной инфекцией, испытали ли вы страх или неуверенность? Какими были первые мысли?
— Страх появился сразу, как только началось обсуждение этого вопроса и стало известно, какие медучреждения будут принимать пациентов с коронавирусной инфекцией. Но страх этот был, прежде всего, за сотрудников: справятся ли они, достаточно ли у нас медикаментов и необходимых компетенций. Мы при этом уже видели страшную статистику: вирус бушевал в Китае, в Европе. А когда он появился у нас, мы сразу спросили сотрудников: готовы ли они остаться работать и ограничить общение со своими родными. Те, кто согласился, остались в итоге работать в госпитале. Таких оказалось большинство.
Изначально мы начали принимать пациентов не с коронавирусом, а с пневмонией. Нагрузка сразу оказалась внушительной. Но именно благодаря этому мы поняли, что справимся. Страх в итоге прошел, мы выдохнули. Но лишь до момента, когда появился первый пациент с коронавирусом: мы всех обследовали, приходили отрицательные результаты, а тут — положительный. Тот пациент был сразу переведён в инфекционный стационар, а у нас начались две недели карантина.
|
---|
— Как вы учились работать с «коронавирусными» пациентами?
— Обучение шло дистанционно ещё с марта. Очень долго пришлось отрабатывать технику работы со средствами индивидуальной защиты. И здесь главным оказалось не надеть их правильно, а правильно снять. Все сотрудники сдавали зачёт. Много нового мы узнали и про аппараты ИВЛ, и методах работы с ними. В частности, даже для меня оказалась новой техника переворачивания пациентов, которые находятся на аппарате ИВЛ. Хотя именно эта практика, как оказалось, приводит к заметным улучшениям, она помогает пациентам увеличить количество кислорода в крови и помочь легким быстрее восстановиться.
— Если всё-таки медработник заражается коронавирусом, по чьей вине это обычно происходит? Чья недоработка?
— В нашей больнице, к счастью, не было выявленных случаев заражения медиков. Но, если у меня возникнет такой случай, мы проведём эпидемиологическое расследование и разберемся в причинах, чтобы в дальнейшем избежать ошибок. Что касается других медучреждений… это сложный вопрос. Знаю, что в первое время было много случаев заражения медиков от родственников и знакомых, прибывших из Москвы. Были случаи заражения из-за неправильной работы с СИЗами. Знаю медсёстр, у которых заболели родители, а они живут вместе… Ситуации бывают разные.
— Анна Владимировна, у вас были случаи, когда сотрудники сначала соглашались, а потом, понимая, насколько это действительно сложная и опасная работа, отказывались от нее или уходили в отпуск?
— Нет, такого не было. Более того, были случаи, когда я пыталась сотрудников старшего возраста перевести подальше от опасной зоны, в места, где меньше больных, но они не согласились.
|
---|
— Ваша больница, насколько мне известно, принимает наиболее тяжелых пациентов. Расскажите про них. И про случаи, когда людей не удается спасти.
— Тяжёлых больных у нас действительно много, сейчас их – около 60. Максимальное количество пациентов, которые могут находиться на аппаратах ИВЛ, — 10-12 человек. Госпиталь рассчитан на 180 мест, и реанимацию увеличили до 27 мест, можем ещё увеличить — возможности материально-технические у нас есть. Но вопрос здесь, конечно, не только в этом. Работать с тяжёлыми пациентами — настоящее испытание. И я часто вижу, как выгорают врачи, когда пациент умирает, несмотря на все наши усилия. Как правило, это уже люди в возрасте, средний возраст умерших — далеко за 70 лет. Здесь помогает только взаимная поддержка и взаимовыручка, без этого никуда.
— Анна Владимировна, мы знаем, что коронавирус — это смертельно опасный случай для возрастных людей. Но недавно глава омского Минздрава Ирина Солдатова заявила, что в числе заболевших — очень много людей трудоспособного возраста.
— Про возрастных людей сейчас всем всё понятно, но у нас и выписываются довольно часто люди такого возраста. Но недавно был просто уникальный и несколько шокирующий случай. Поступил к нам один пациент. Мучина, 54 года, без хронических заболеваний и вредных привычек. Поступил без сильных проявлений, тест на коронавирус показал отрицательный результат. Но КТ установила поражение лёгких. Мы сразу назначили необходимое лечение и сначала всё шло довольно хорошо. Но неожиданно, буквально в одно мгновение ему стало плохо: мужчина начал задыхаться и потерял сознание прямо во время обхода. Всё происходило стремительно. Его сразу подключили к аппарату ИВЛ, начали усиленно искать вирус, но мазки всё время приходили отрицательные. И только на десятый день пришло подтверждение, что это коронавирус. Сейчас нам удалось снять его с аппарата ИВЛ, думаю, скоро будет выписываться. Но то, что мы пережили, — страшно представить! У нас нет лёгких пациентов или тяжёлых. Они все непредсказуемые. В первые десять дней мы опасаемся всего. Особенно опасны пятый и шестой день. Контингент тоже очень разный: у нас лежат люди разных профессий, разного социального статуса и возраста. Есть те, которым немного за тридцать лет.
— Очень много сегодня возникает вопросов по поводу тестов на коронавирус…
— Да, у нас тоже много таких вопросов от пациентов, мы им рассказываем о вирусологии. Бывает, мы ставим диагноз не только по мазку, а по результатам компьютерной томографии: там видны характерные изменения, которые присущи только вирусной пневмонии, поэтому мы смело назначаем лечение сразу с первого дня.
— Действительно ли коронавирус отличается от всех других вирусов?
— Это не первый вирус. Мы проходили различные эпидемии. Но контагиозность, т.е. заражаемость именно этим вирусом значительно выше. Потому что люди заражаются подъездами. Раньше двусторонних пневмоний было не так много. А сейчас поступают пациенты: у кого-то 30-40%, у кого-то 60-70% лёгких поражено. И таких людей вылечить полностью за две недели невозможно. Компьютерная томография показывает, что у них остаются изменения. И мы ещё не знаем, как они дальше будут себя чувствовать.
— Бытует мнение, что коронавирус в Омске был гораздо раньше, чем о нём заговорили. Вы можете это подтвердить или опровергнуть?
— Мы пневмониями занимаемся много времени, и у нас вспышек не было. Декабрь, январь и февраль мы работали в обычном режиме. Таких характерных изменений, как мы сейчас видим, мы раньше не видели. Но ведь и диагностики раньше такой не было. А чтобы сделать КТ, нужно было направление.
— По вашим прогнозам, как скоро это всё может закончиться?
— Я не могу делать прогнозы, но стационары сейчас заполняются очень быстро. Наверное, дело в самоизоляции — не все её соблюдают. Дети обычно довольно легко переносят эту инфекцию, но могут стать источником заражения других. У нас есть бабушки, которых заразили их внуки.
|
---|
Во дворе ГКБ №11 |
— Возлагаете ли вы надежды на вакцину или коллективный иммунитет?
— Много времени нужно, чтобы вакцина прошла все испытания и было дано разрешение применять её на людях. Что касается коллективного иммунитета, есть уже повторные случаи заражения. Хотелось бы, конечно, чтобы всё это быстрее закончилось, но мы не пессимисты, мы реалисты.