Чистые отремонтированные помещения, свежее постельное бельё, разнообразное питание, трудоустройство с неплохой зарплатой, возможность читать книги, смотреть кино, заниматься спортом и участвовать в самодеятельности — всё это обычная жизнь осуждённых сейчас. Но такой она была не всегда. Отношение к условиям, в которых отбывают наказание осуждённые, и к ним самим изменилось в конце 90-х. Когда в стране был взять курс на гуманизацию уголовно-исполнительной системы, почему на первый план выходят не принуждение и лишения, а перевоспитание осуждённого, и что на зоне остаётся неизменным? Об этом и многом другом поговорили с врио начальника УФСИН России по Омской области Сергеем Балдиным и ветеранами службы Игорем Моисеевым и Валерием Макаровым.
Юлия Абрамова, корреспондент портала Om1.ru: Уголовно-исправительной системе России исполнилось 145 лет. Когда был взят курс на более гуманное отношение к осуждённым?
Игорь Моисеев, ветеран психологической службы, подполковник внутренней службы в отставке: Важная дата — 2004 год. ФСИН получила свою самостоятельность, она была выведена из состава МВД, Минюста и т. д. А за семь лет до этого — 1997 год, был принят новый Уголовный кодекс, который поменял многие нормы содержания осуждённых в сторону их гуманизации. Наша страна подписала ряд соглашений, например, европейские правила минимального обращения с осуждёнными, что очень серьёзно повлияло на жизнь за решёткой. И в нашу систему впервые был допущен общественный контроль. Система с курсом на гуманизацию изменилась, многое пришлось менять в сознании сотрудников, то, что было не главным, вдруг стало важным.
Юлия Абрамова: Почему потребовалась гуманизация?
Валерий Макаров, председатель ветеранской организации УФСИН России по Омской области, полковник внутренней службы в отставке: Всё просто. Вырос уровень жизни населения в целом, население лучше стало жить, естественно, это сказывается на отношении к осужденным. Да, они временно изолированы, но они тоже люди, поэтому такое отношение. Ну и существуют международные нормы, наша страна не может жить в отрыве от мира. Поэтому и отношение стало более гуманное к осуждённым.
Сергей Балдин, врио начальника УФСИН России по Омской области, полковник внутренней службы: Был снят железный занавес. Наша страна стала более открытой. Мы смотрим на другие страны. Плюс жизнь меняется, люди меняются, условия у осуждённых меняются. Но! Люди должны быть лишены, и они лишены — свободы. Первое, что предполагает собой система, — изоляция. Осуждённые не могут пользоваться определёнными предметами, делать определённые вещи. В этом заключается смысл наказания — надёжная изоляция и воспитательная функция. Плюс мы же должны современные ценности в человеке сохранить, помочь восстановить и поддержать связи с родственниками, подготовить к освобождению, проконтролировать его трудоустройство, как нормального человека. А это нормальный человек, да он совершил преступление, но он понёс наказание.
Фото: УФСИН России по Омской области.
Юлия Абрамова: Условия для осуждённых создаются комфортные. Но они сами это ценят?
Сергей Балдин: Всё зависит от того, кто как настроен. Большая часть осуждённых положительно относится и к работе, и к самодеятельности. Что касается работы, у многих есть иски, которые нужно максимально погасить, чтобы, например, выйти по УДО. Мы не можем по закону платить трудоустроенному меньше МРОТ. У некоторых осуждённых зарплата доходит до 80 000 рублей, всё зависит от производства и квалификации. Они выходят, у них есть не только положенные средства на билет, но и определенная сумма. Многие помогают своим семьям, отсюда из колонии деньги отправляют своим, кто-то благотворительные пожертвования делает. Поэтому стимул работать есть, почти все относятся положительно.
То же самое касается участия в жизни колонии — спорт, мероприятия. У нас отбывают наказание много талантливых людей. И у них есть большие возможности, вплоть до участия в международных турнирах. И всё это имеет положительный эффект. Если осужденный занят, то у него нет времени на ненужные мысли. Если он нормально работает, соблюдает режимные правила, у него есть перспективы освободиться раньше или перевестись на более мягкое содержание. Осуждённые стремятся к этому.
Юлия Абрамова: Современное отношение к осуждённым не провоцирует в них желание вернуться на зону?
Сергей Балдин: Кто-то за время отбытия наказания делает выводы — да, оступился, отбыл наказание, жизнь с чистого листа начинает. А есть те, кто не могут без системы, они в ней живут, они в ней выросли, они не видят себя в другом обществе. И мы таких знаем, когда они освобождаются, мы знаем, что они вернутся. Они и сами прямо об этом говорят. Это единицы, но они есть. При этом показатели говорят о том, что рецидивность стала ниже.
Игорь Моисеев: Есть такое понятие — выученная беспомощность. Человек не умеет заботиться об организации своей деятельности. К сожалению, наши учреждения такую беспомощность формируют. И причина в том, что человеку в колонии хорошо, он там всё изучил, он знает, как там существовать. Если ему представится возможность, он снова сядет.
Ещё с точки зрения психологии хочу объяснить суть реформы уголовно-исполнительной системы. Сами по себе евроремонт и возможность выступать на конкурсах — не самоцель для УИС. Раньше на первом месте был элемент лишения и принуждения, сейчас — альтернатива преступному образу жизни. Что для общества важнее: чтобы человек понёс тяжелейшее наказание за совершённое им преступление? Или же, выйдя из нашего учреждения, не совершал преступление впредь? Наверное, второе будет более ценное, как достижение нашей системы и государства. Так вот всё, что есть сейчас у отбывающих наказание, — это и есть альтернатива преступному образу жизни. Вот в чём глубинный смысл всех этих реформ, ремонтов и всего остального.
Может быть, мы где-то опередили страну в процессе развития и реформирования, в том числе не укладывается это в сознании обывателей. Но, если нам хотя бы 25 % осуждённых удастся после процесса отбывания наказания отвадить от преступного пути, это будет наша заслуга.
Валерий Макаров: Что самое главное для человека? Свобода. Человек по своей натуре привык быть свободным. Любое ограничение свободы — это уже наказание. Обыватель должен понимать, что, находясь в колонии, осуждённый ограничен. Чисто психологически это наказание.
Игорь Моисеев: Ну и процесс альтернативности не отменяет процесс дифференциации исполнения наказания. И в зависимости от тяжести совершённого преступления, конечно, у осуждённых разные условия отбывания. Поэтому говорить, что у нас все хорошо, не приходится.
Юлия Абрамова: К вопросу об обывателях. Общество, на мой взгляд, готово понять гуманные условия отбывания наказания для осуждённых за мелкие правонарушения. Но тяжкие преступления — убийства, насилие, теракты. Гуманность к таким преступникам общество, как мне кажется, не готово принять.
Сергей Балдин: Есть колонии, где самые строгие условия содержания. Это тюрьмы. Их семь в стране. Это камерное содержание, в камере человек находится весь срок отбывания. В тюрьмы отправляются злостные преступники, совершившие тяжкие или особо тяжкие преступления, или переводятся злостные нарушители режима в колониях. Но эти же преступники могут содержаться в колонии. Да, к ним усиленный надзор, они стоят на учётах. Но таков закон.
Недавно случился теракт в «Крокус Сити Холле». Необъяснимо. По всем признакам совершившие это пойдут на пожизненное. Но когда они поступят в наши учреждения, мы к ним будем относиться, как и к другим осуждённым. К ним не будет особого отношения или ужесточения. Они будут содержаться в таких же условиях, это норма закона. И мы должны её исполнять.
Юлия Абрамова: Сразу после теракта пошли разговоры о том, что нужно вернуть смертную казнь в России. Оправданная будет мера на фоне событий в «Крокусе»?
Сергей Балдин: На смертную казнь наложен мораторий. Чтобы его отменить, нужно понимать, как будут исполняться приговоры. Мы знаем, что смертная казнь применяется во многих государствах. Пока говорить об этом трудно.
Фото: УФСИН России по Омской области.
Юлия Абрамова: С увеличением открытости системы отношение к учреждениям, сотрудникам в сознании граждан изменилось?
Сергей Балдин: Раньше было мнение, что в тюрьму работать идут те, кто нигде не пригодился. Сейчас это не так. У нас очень квалифицированные кадры, есть институты, университет и академия ФСИН России. Мы растим достойных сотрудников, а наставниками являются наши ветераны. А ветеран плохому не научит. Фронтовики были самыми мощными руководителями в системе. Когда после войны нечего было есть, нечего было обуть и одеть, начальники ФСИН просили на коленях у хлебозаводов хлеб, чтобы просто накормить зону. А сейчас в каждом учреждении своя пекарня, пищевые и производственные участки. Мы самодостаточная система, которая может модернизироваться. Мы не сидим на месте, мы всегда находим возможность занять себя, занять осуждённых, чтобы было движение, не было никакого застоя. Наша система строится на нашей истории, это наш крепкий фундамент. И мы его продолжаем укреплять и будем двигаться вперед.
